Содержание → 15 → Часть 1
Глава 17
Часть 1
(Из записных книжек Фёдора Ковынёва)
– Вашескобродие, – робко говорит Сигней, подвигаясь к войсковому старшине, – позвольте вас спросить, правда, нет ли, гуторят тут у нас…- и понижает голос до таинственности, – будто мериканский царь прислал в Расею письмо… Желает у себя казаков завесть… Мол, русский царь не кормит своих казаков, пущай едут в Америк, у меня голодными не будут?
– И чёрт их знает, – закричал войсковой старшина на Сигнея, – какую ерунду собирают! Откуда это?
– Болтают тут, вашескобродие… Больше бабьи брехни…
– Плюнь ты в глаза этим http://storevipbook.ru смутьянам! Твоя родина вот – степь привольная Дона Тихого…
– Самой наш корень, – уныло поддакивает Сигней.
– И нигде на свете ты лучше места не найдёшь!
– Так точно, вашескобродие…
Приехал со службы казак, в офицеры выслужился. Горница полна гостей, старики за столом, по лавкам – родство и соседство, и женщины, молодые казаки у грубки стоят, в чулане жаркой грудой зрители.
– Это самая ваша форма, Гаврил Макарыч?
– Вобче – присвоенная чину подхорунжего.
– Очень прекрасная форма.
– Только по этому чину хлебопашество вам будет трудно, пожалуй. За время службы от нашей польской работы, небось, отстали?
– Желание было, конечно, послужить в полку, ну, родитель не благословил. Ну, и на родину, конечно, пожелалось – посмотреть родимые предметы.
– Тут и кушанье простое: лапши побольше – это так! Наелся, чтобы блоху на пузе раздавить можно – вот это по-нашему.
Бородатый умственный сосед:
– Ну как, спокойно сейчас по России?
– Пока ничего, бунты усмирены.
– То-то по газетам не видать, чтобы…
– Сейчас затихли. Как раньше, например, были эти самые забастовки, сейчас этого ничего не слыхать…
Старик с голым черепом и с Георгием на синем суконном халате:
– Гаврюша! Скажи ты мне на милость, через чего эти самые бунты бывают? По какой причине купоросятся те народы?
– Да конечно – от неудовольствия…
– Земли хотят?
– Одни – земли, другие – в дороговизне товаров стесняются. А в обчем итоге надо счесть, – от необразованности.
– Да кто же виноват, какая сторона? Зык идёт и на начальство…
– Начальство начальством, дедушка, да и сами виноваты: надо учиться…
Дед крутит головой:
– Не в том сила, я думаю… Жили вперёд их, не учились… а жили, не бунтовались. Просторней было… Садов не было, вишни в лесу сколько хошь рви, яблоки, груши, тёрен… Рыбы этой! … А нынче всё перевелось. Все образованные, все в калошах ходят…
Карпо Тиун, вставая, голосом спотыкаясь:
– Вы говорите – учиться, Гаврил Макарыч. А дозвольте спросить: иде свободный доступ? Окупить права – например, чем?
Служивый строго собрал подбородок:
– Кто в голове имеет, доступа добьётся.
Яркий мартовский день. На Неве сухой лёд, ноздреватый, с тёмными извилистыми полосками. Радостная тревога на сердце. На набережной встретилась нарядная, тоненькая, в чёрном, с чёрными глазами и бровями, вся накрашенная, как будто смутилась чего-то. Может быть певичка. С жалостью и симпатией встретился взглядом.
24 мая 13 г. , СПб. Вчера вечером, на Вознесение, у нас было заседание редакционного комитета. Короленко не спеша, очень подробно, делал разбор рукописей. Потом пошли чай пить. Он говорил со мной о рассказе с таким энтузиазмом, ласково мягко блестели прекрасные небольшие глаза. Прекрасное лицо у седой квадратной бородки и головы в тёмно-серых кудрях. В его изъеденном, но твёрдом лице физически сильного трудящегося человека – привлекательность силы, выдержки, мысли и осторожности. Кольнулось сердце, любовалось им. Тихий волшебный ровный голос необычайной грусти и живости. А когда он встал из-за стола, я заметил на сапогах его заплаты…
23 июля. Едем со станции. Белые платки табором, повозки, арбы, радостные рабочие. Луга зелены, как весною, – корма-то! Мощь зелени, давно не бывалая. “Это когда в Турцию шли, тогда так было”. Трещит барабан лобогрейки. От спелой пшеницы запах родной, сытный, хлебный. Почему-то думаю: больше в жизни такого урожая, такого богатства и буйства я никогда не увижу.