Содержание → 26 → Часть 2
Глава 29
Часть 2
Я напишу: “Завет мой – Справедливость! ”,
И враг прочтёт: “Пощады больше нет”…
Что ж до полковника с профессоршей, то, сознакомясь на этом вокзале, хотя ещё не близко, не упускали они поглядывать друг на друга более, чем дружелюбно, и соображать: не до одной ли станции они едут? не в один ли попадут вагон?
И среди всех, весь вечер насквозь, каждый шаг этого знакомства видела Вера одна, хоть не всё время рядом и половины не слышала слов. Она видела и дальше, чего сам брат не видел! – а сказать ему не могла.
А от телефонного звонка – задрожала. Зачем-то послано было ей, чтобы сюда, в шингарёвскую квартиру, неурочно негаданно грянул – именно Михаил Дмитриевич. Зачем-то совпало, чтоб этой Новостью грянуть сюда довелось – именно ему!
Ей стало зябко, и она пошла просить у Евфросиньи Максимовны платок на плечи.
У Фрони – дети, у Фрони – хозяйство, у Фрони – гости пересидевшие, но Фроня – жена своего мужа и знает вместе с ним: увы, Это неизбежно, Это – будет всё равно, к Этому идёт, Это – у всея на уме. Была же и Фроня когда-то курсисткой, и помнит давнее-давнее-давнее, ещё – как ожидали Ту.
Студенческие напролётные ночи в пророчествах о светлом будущем. “Студенческие волнения одни встряхнут всё русское общество! Неумирающее студенческое движение заставит правительство подчиниться исторической необходимости! ” А среди гимназистов становится модно помогать сидящим в тюрьме. А вот и приказчики-краснорядцы готовят прокламации в купеческом подвале в пору сладкого-долгого послеобеденного спанья хозяев. А там и лавочники в базарной лавке собираются читать нелегальную литературу: они этого слова “социализм” не понимают, но щекотно, что – против власти. Они читают, а городовой оберегает их снаружи: не накрыл бы квартальный надзиратель или свои же доносчики. Богатые ссыльные едут катером за Волгу на пикник, там поют революционные песни – и полицейские прислуживают им. А посылать деньги политическим эмигрантам, от них получать письма и принимать посланцев – нисколько не преследуется. И вот уже не продвигается по службе губернатор, чуждый либеральных идей. И только когда мясники в фартуках идут по улице и бьют камнями окна – где взять икон, поставить на подоконник в защиту? – своих ведь нет ни у кого давно, просить у кухарки с кухни. И вот – добились университетской автономии, и на этих островках свободы, куда воспрещено полицейской ноге, на сходках с рабочими собирают средства на Вооружённое Восстание! И всё общество дружно считает позором трусливую попытку университетского совета: сохраняя лаборатории и коллекции, не превратить университет в штаб революционной борьбы. Бойкот реакционным профессорам! Университетами пусть владеют не профессора, а студенты! Университеты – ещё и обогревалки для прохожих, какие-то образины курят в шапках.
Зябко стягивая вкруг себя оренбургский платок, узкая – ещё уже, с ожиданием и тревогой ко входной двери, Вера возвратилась в столовую.
То хранимое обещательное выражение младшей дамы, во всех спорах так и не высказанное, – не оно ли стекало теперь с её пророческого лица, выстанывалось из горла буревестницы:
Я каждому скажу: “Тебе ключи надежды.
Один ты видишь свет. Для прочих он потух”.
И только это было полузвуком. Потому что если напоминать да спорить – этой даме полнокровной с энергичными локотками; этому приват-доценту с басовитым покашливанием, неистощимому на доводы, но по-милюковски и осторожному; этому анархическому инженеру оборачиваться из-за шторы на каждую несогласную реплику, страдальчески подрагивая веками; этой профессорше самодовольной скрывать волнение за твёрдостью тона и тихостью речи; да этому полковнику, лжелибералу, обмякшему, а готовому и вскинуться, как полкан; да библиотечной этой девице розоветь, преодолевая робость, – если бы все они наперебой кинулись говорить, что помнят и думают, – швырнуло бы их сквозь ночь да в утро, пропустя и вестника, и весть его.
…Легко рассуждать о революции в стране, где её не бывало. Но мы пережили – и видели.
Навигация
Закладки
- – Весной ещё долечивался в Крыму, – кивнул. – Такой радости…
- – Да. Самому пойти – и сказать. – Да зачем же? ? Фёдор Дмитрия…
- Как церковная вера неуклонно раскладывается на народ,…
- Именно в эти дни, когда Роман стал такой подвижный и деятельный,…
- – На Обуховском задерживается выход траншейной пушки, без…
- А Воротынцеву стало легко, и только беспокоил его испуг…
- И Бруякин со своим неперекорным, несмотрящим взглядом опять…
- …женщина – рулевой на барже, женщина – водолей… Общее…
- Немного подсправясь, опять усмехнулся чернобровый безбородый…
- И – преполна была. И зачем опять эти письма? К своей полноте…
- Но, прожигаемый замыслом, только сердцем несёшься мгновенно…