Скачать в fb2
 

Красное колесо. Узел II Октябрь Шестнадцатого

Содержание → 26 → Часть 3

Глава 29

Часть 3

А что мы плохого видели, позвольте?

Банкеты вскладчину, разлив банкетов. Ах, это был пир свободы! Как привольно лились общественные речи! Никогда за века не выговаривали столько на Руси! И казалось: от тостов и речей сдвигается история! Вот ещё немного крикнем – и рухнут стены! За банкеты не гильотинировали, не стреляли, не сажали.

Не скажите. Например, в Сибири и за банкеты – так по все двести человек в кутузку. (Ну, впрочем, на полтора часа).

Казалось наоборот: не за призрак ли бьёмся? Вообще возможен ли когда-нибудь, когда-нибудь переворот в такой безнадёжно-инертной стране? …

Между тем не в меру либеральные земцы не жалели тратить крестьянские собранные гроши на революционную пропаганду.

Каждое крупное убийство встречало благоговение, улыбки и злорадный шёпот.

Не убийство! Если есть партия, идейная основа, – террор не убийство, это – апогей революционной энергии. Это не акт мести, но призыв к действию, но – утверждение жизни! Террористы – это люди наибольшей моральной чуткости.

Общество левело – и по убеждениям, и из опасения перед теми, кто крикнет левее всех. Перед левым криком – паралич невмешательства, пусть останавливает кто угодно, не я. Больше всего боялись не оказаться заодно с левыми. Подписывали любой протест, даже не соглашаясь с ним.

Управляющий Николаевской железной дороги на собственные средства нанимал театр “Вена” для своих бастующих рабочих. Директор завода извинялся перед рабочими: “Я и сам в душе анархист, но – вынужден…”

А не находка ли была – захватный путь! Объявился Союз Издателей: возникаю! запрещаю посылать хоть страницу на проверку в Цензурный Комитет! И все, до правых, охотно сразу присоединились! И вмиг: цензуры нет! Без капли крови.

Ну да наборщики устанавливали свою, революционную цензуру: что не нравится – не набирали.

Зелёные путейские канты портили паровозы – вырывали конституцию.

Телеграфом пользовались только революционеры и сообщали, что им заблагорассудится.

А почему было не принять, не воспользоваться Манифестом? Разве мало? Нет, только разъярил: не надо вашего Манифеста, лучше пинком ноги раздавить гадину! И выборов в Думу не надо – додавить гадину!

Между прочим: как раз сегодня – 11-я годовщина Манифеста.

17-го Манифест, 18-го – Совет Рабочих Депутатов: выдать оружие пролетариату и студентам!

“Всех долой – и всё наше! ” “Будет всемирная забунтовка! Будут извозчиков убивать! ”

В Москве – всеобщая забастовка, нет электричества, тёмная ночь. Во дворе университета студенты рубят деревья, зажгли костры, поют революционные песни, эсеры спорят с с-д. Курсистка, дочь полковника: “А пойдёмте, товарищи, собирать еду и револьверы! ” Приоткрыли ворота, вышли на Никитскую, просят в темноте у публики: “Жертвуйте студентам деньги, еду и оружие! ” И в корзинку к ним сыпятся французские булки, колбасы, шелестят бумажные деньги, а в карман суют то револьвер, то нож.

Так нависали ж погромы! Манифестации с царскими портретами! Если встречный студент не снимал шапки – избивали!

Зато в больнице – левые врачи, лечили только революционеров и солдат. А из народа, кто крестится, того не брали.

Совет Рабочих Депутатов – Финансовый манифест: свергайте правительство! отберём у правительства золото – и оно падёт. Казённых платежей не платить, казённые выплаты принимать только золотом! Страна лежит в развалинах! (Когда всё целёхонькое). Торговли нет! (Когда и не прекращалась. ) Уч-ре-ди-тельного!

Учредительного Собрания добивались кронштадтские матросы, пока не разгромили 140 магазинов и лавок. На том успокоились.

Навигация

[ Часть 3. Глава 29. ]

Закладки